Завтрашние сказки
Феликс Давидович Кривин


Сказки о поиске земли обетованной #4






Книга иронических сказок и рассказов о поисках земли обетованной в природе и человеческом обществе, а также об опыте ее строительства на земле






Феликс Кривин

Завтрашние сказки



О завтрашнем времени определенно можно сказать только одно: что это будет время исправления сегодняшних ошибок. Точно так же, как сегодня мы исправляем вчерашние, а вчера исправляли позавчерашние. Мы всегда утешались тем, что на ошибках учатся, но никогда не уточняли: чему? А учатся, оказывается, только одному: совершать новые ошибки. Давайте уже не будем учиться на ошибках. Тем более учиться, учиться и учиться, как нам завещали вчерашние наши учителя. Давайте будем ошибки использовать.









ТРУДЫ ПРОФЕССОРА ЭНЦИКЛОПУДЕЛЯ





Вступительная хулиганская сказка


В одном городе жители дошли до вершины культуры и, перевалив через вершину, стали спускаться вниз. Когда все энциклопедии были обменены на детективные романы и порносправочники, в городе остался последний профессор-энциклопедист. Он долго крепился, уткнувшись в энциклопедию, а потом не выдержал, завернул ее в газету и понес на что-нибудь обменять.

А на улице такое хулиганство! Идет энциклопедист – и то обмирает, то шарахается, то обмирает, то шарахается. И вдруг видит: идет ему навстречу маленький человек, который еле виднеется из-под огромной гири. Спрашивает у него энциклопедист:

– На что меняете гирю?

Улыбнулся человек из-под гири: – А я не меняю, я просто ношу. С гирей мыкаюсь. Потому что я – гиремыка.

– А зачем вы мыкаетесь? – спросил энциклопедист.

– А кто не мыкается? Только другие мыкаются без гирь, но им от этого не легче. И вот я подумал: может, им станет легче, если они увидят, как я с гирей мыкаюсь.

Тут к ним подскочил какой-то хулиган, вцепился в гирю и завопил: – Эй, штаничники! Он у меня гирю украл!

Штаничники в широких штанах следили за порядком, а от беспорядка отворачивались. Услышав, что их зовут, они тут же спрятались в подворотню.

– Если вам нужна моя гиря, возьмите ее, – сказал гиремыка и взвалил хулигану гирю на плечи.

Хулиган растянулся на земле изавопил:

– Эй, штаничники! Он меня гирей придавил! Такой злоботряс, уголовотял, даже смотреть противно.

Не стал смотреть энциклопедист, пошел шарахаться дальше. Пришарахался домой – сам себя не узнает. Смотрит в зеркало – а там энциклопудель.

Смотрит в другое – и там энциклопудель. Такая хулиганская атмосфера, как тут сохранить человеческое лицо.

Сел профессор за свои энциклопедические труды и не может слова написать без ошибки. А раньше был грамотный. Все-таки профессор. А теперь вместо «энциклопедии» у него получилось «энциклопудия», вместо «дипломатии» – «дипломафия», вместо «образования» – «обрезование». Хотел уже отставить эту работу, но вспомнил, как гиремыка носится с гирей, вкладывая в это пустое дело глубокий и благородный смысл, и подумал: а что если в ошибки вложить смысл? Энциклопудия потому и энциклопудия, что в ней содержатся пуды знаний. Обрезование – это укороченное, обрезанное образование, дипломафия – тут и вовсе не нужно объяснять.

Так подумал профессор и с удвоенной энергией взялся за работу. Правда, вместо научных трудов у него все время получались энциклопудельские сказки, но, если к сказкам относиться серьезно, из них тоже можно немало извлечь, иногда даже больше, чем из какой-нибудь серьезной научной работы.




Великая горлодранская сказка


В одном куролевстве запрещено было горло драть. Нос дери сколько угодно, шкуру с кого-то содрать – пожалуйста, хоть семь шкур, – хотя и нос, и шкура здесь весьма относительные понятия. Какие могут быть носы и шкуры в куролевстве? Но, как говорится, была бы охота драть, а что драть – всегда найдется. Кроме горла, конечно. Горло в куролевстве запрещалось драть. Взлетишь на забор, горло раскроешь – и тут же закроешь, с забора слетишь и успокаиваешь себя: спо-ко-койно, спо-ко-ко-койно…

Но самые горластые все чаще взлетали на забор, все шире раскрывали горла и все неохотней их закрывали. И тогда грянула великая горлодранская революция.

Тут уже не смотрели, кто чего дерет: заборы зашатались, затрещали, пух и перья полетели по ветру. А уж горло драть да соседа за горло брать – это оказалось самое милое дело.

На заборах уже не хватало мест, столько там набралось горлодранцев. Одни горло дерут против красных, другие против белых, зеленых, коричневых. И летит разноцветный пух по ветру, дерет подзаборное население кто во что горазд. И кто кого горазд.

Когда немного остыли, пришли в себя, смотрят – вокруг ни красных, ни белых. Ни пестрых, ни разноцветных. Все голые, общипанные, только горло дерут. Настоящие горлодранцы.

Ни пуха, как говорится, ни пера. Правда, говорится это на счастье, а какое ж тут счастье, когда ничего нет? Заборы разнесли, подзаборную жизнь – и ту вести не под чем. Бродят по развалинам куролевства голые, ободранные и одно твердят: куда податься? Куд-куда? Куд-куда?

Так окончилась великая горлодранская сказка.




Великая партокрадская сказка


Жил-был партокрад. Он крал парты, чем заметно снижал общеобразовательный уровень населения, но свой жизненный уровень, конечно, повышал. Повышал, повышал, пока в городе не спохватились: кто-то парты крадет. И по ниточке, по ниточке вышли на парто-крада.

Бросился партокрад к другу крадоначальнику, а кра-доначальника нет. Пошел на повышение: теперь он грабоначальник. С утра до вечера в парламенте на лясозаготовках. Обсуждает, как бы от крадостроитель-ства поскорей перейти к грабостроительству.

Еле выкрутился партокрад, но с партдеятельностью решил покончить. Ходит по улицам, ищет, чего бы украсть. А на улицах дома, дома… Как тут не станешь домокрадом?

Сидит домокрад в собственном доме, книжки почитывает. И даже немножко пописывает: что прочтет, то и напишет. Поневоле стал думокрадом – голова так и ломится от чужих дум.

И однажды прочитал в какой-то книжке, что «демос» – это народ в переводе с греческого. Если стать демокрадом, можно по-крупному украсть. Целый народ украсть – это вам не дом, тем более не парта.

Даже сердце заболело от таких перспектив. Пошел к врачу-крадиологу, а крадиолога нет, он в парламенте на лясозаготовках. А возле парламента какие-то люди с обрезами (вот он, результат нашего обрезования, обрезанного и укороченного со всех сторон), так напугали демокрада, что еле до аптеки добежал. Просит чего-нибудь крадиологического. А ему говорят: вы что, с луны свалились? В целом городе нет ничего крадиологического, да и вообще ничего логического.

Чувствует демокрад: пришел ему конец. Кое-как дотащился до крадбища. А там гробовщики давно уже стали грабовщиками: грабить грабят, а хоронить отказываются. Нет места, говорят. Да и времени нет: сейчас по телевизору как раз начинаются лясозаготовки.

И вскричал партокрад: «Что ж это за страна такая? Что ж это за крадиология, при которой человеку не жить и не помереть? Что ж это за темнота беспросветная?»

Темнота, конечно. А кто парты крал? Кто дал народу такое обрезование, что только обрез в руки – и вперед, к полной победе мрака над разумом?

Лег партокрад на чужую могилку, за неимением своей, и заплакал.




Великая сумагонная сказка


В некотором царстве, некотором государстве жили люди царственные и государственные. Царственные жили хорошо, а государственные – плохо. Они для того и жили плохо, чтоб царственные жили хорошо. Им говорили: этого требуют интересы государства. И они соглашались. Потому что они были государственные.

В центре государства возвышался большой сумагонный аппарат – чтоб сгонять людей с ума. если их ум приобретал опасные для государства размеры. По всему государству рыскали секретные сотрудники аппарата, тайные сумагонщики, которые внешне ничем не отличались от простых людей, поэтому никто не мог сказать о себе с уверенностью: сумагонщик он или не сумагонщик. И увидев, что кто-то взялся за ум, все начинали его гнать, хотя многие ему сочувствовали и даже завидовали.

Кончилось тем, что в стране воцарилось полное безумие. «Да что ж это за страна такая!» – восклицали многие про себя, но вслух сказать не решались, потому что это было бы слишком умным высказыванием.

Но однажды в сумагонном аппарате что-то испортилось, и царственных людей сверху согнали, а на их место поставили государственных, у которых оказался государственный ум, утаенный на государственной службе.

Вот было радости! Население стекалось со всех концов страны, чтоб посмотреть, как новые руководители государства по-новому вершат государственные дела. Но сумагонная система продолжала действовать, и, придя наверх, государственные люди начинали чувствовать себя царственными, а потому первым делом – что бы вы думали?

Ну конечно: принимались чинить сумагонный аппарат.

Верно сказал один спившийся сумагонщик, попросивший в вытрезвителе политическое убежище: если перевернуть кверху дном бутылку водки, которая сверху была пустой, то она останется сверху пустой, и не было еще случая, чтобы она сверху стала полной.




Великая антисемьитская сказка


Что там ни говори, а не вывелись у нас еще антисемьиты. Ну чем им, скажите, семья не нравится? Семейный человек и квартиру скорей получит, и дома есть кому сготовить, прибрать, а там дети пойдут, будет кого послать за сигаретами.

Но антисемьит есть антисемьит. Даже если он бабыль, дамский угодник. Одного из них даже посадили на скамью, и тут он, конечно, стал оправдываться: дескать, никакой он не антисемьит, у него даже есть одна знакомая семья, с которой у него почти семейные отношения.

А народ в зале суда возмущается: шутка сказать, в наш цивилизованный век встречаются такие антисе-мьиты! И тут одна женщина из публики говорит:

– Дайте мне его на поруки, у меня это дело поставлено. Я уже вон сколько мужчин перевоспитала.

Суд подумал: надо дать, пока берут. Ведь такого антисемьита не каждый взять согласится.

Взяла его женщина на поруки, отвела подальше и говорит:

– Я сама порядочная антисемьитка, я этих семей на дух не переношу!

Ее, оказывается, кто только не брал на поруки. Так и ходит – с порук на поруки, с порук на поруки, даже ноги уже болят. И все из-за этих семей – развелось их у нас, нет житья холостому человеку.

Слово за слово, такой пошел антисемьитский разговор! Ну прямо расставаться не хочется. Антисемьитка и предлагает:

– Пойдем ко мне, я тебя чаем напою, спать уложу. Да и сама лягу – очень почему-то спать хочется.

И началась у них совместная антисемьитская жизнь. Едва откроют глаза – и сразу за свои антисемьитские разговоры. От этих разговоров дети у них родились, такие же антисемьиты. Внуки родились – такие же антисемьиты. Вроде бы прожили счастливую антисемьитскую жизнь, но на самом деле это не так. Потому что нет и не может быть счастья на земле антисемьитам!




Сказка о древнейшей профессии


В некотором царстве, которого теперь уже нет, в государстве, которого теперь уже нет, стал намечаться процесс возвращения к древнейшей профессии.

Нет, не первой древнейшей и не второй, а самой что ни на есть древнейшей.

Раньше здесь было много профессий, но потом население их оставило. Это называется: профессионулизм. Сведение к нулю всех профессий ради одной-единственной, самой древней.

Но ведь надо же отличать людей друг от друга. А если сапожника не отличать от художника, а парикмахера от шахер-махера, то кого и от кого отличать?

Решили вместо профессиональных применять родовые отличия: изучать происхождение, присматриваться к далеким предкам.

Большое значение приобрело латинское слово «нацио». Даже те, что о латыни не имели понятия, постоянно выясняли: «Ты какой нации?», «Он какой нации?», «Она какой нации?». И с национальной гордостью восклицали: «Мы такой нации, что только попробуйте нас не уважать!»

Это называется: национулизм. Сведение к нулю всех национальных достоинств, кроме своего собственного национального достоинства.

Задача трудная, для многих непосильная. Тут нельзя отвлекаться на какие-то другие дела. Поэтому пришлось вернуться к древнейшей профессии.

Лезчик по дереву. Залез на дерево и сиди, высматривай там, внизу, кому бы прыгнуть на голову.

Постепенно с вершин культуры люди вернулись на вершины деревьев. На смену царству и государству пришла леспублика, сплошной темный лес, в котором вся публика сидит на деревьях.




ЭНЦИКЛОПУДИЯ


А





АБРЕКАДАБРА – межнациональные страсти на Кавказе. (См. Кровотолки, Кабардак).

АНАХРЕНИЗМ – наплевательское отношение к работе.

АНТИСЕМЬИТ – ненавистник семейных отношений, не допускающий их в свою личную жизнь.

АРЕСТОКРАТ – рецидивист, стократ подвергавшийся аресту, но не изменивший своим арестократическим обычаям.

АРХИЕВРЕЙ – главный еврей в любой политической кампании, необходимый для мобилизации масс. (См. Кровотолки, Репрессинг, Ревисионизм).

АСКЕТБОЛ – спортивная диета, а также экономическая игра, в которую правительство играет с населением.

АФИГНАЦИИ – наши несчастные рубли, которые при обмене гибнут сотнями за один доллар. Поэтому слово правильнее писать раздельно: А ФИГ НАЦИИ!



Б.





БАРДЕЛЬ – ассоциация бардов, своего рода союз писателей.

БАРТОКРАТИЯ – партократия, совершившая натуральный обмен своих бредовых идей на вполне реальные материальные ценности.

БИРЖУАЗИЯ – новый класс биржевиков. Чтоб не звучало слишком по-европейски, ударение следует делать на третьем слоге: БИРЖУАЗИЯ.

БЛАГУВЕРНЫЙ – верный единственно своему благу. (Сравни: Благоговение – говение себе во благо, лечебное голодание).

БЛЕФСТРОГАНОВ – мясное блюдо, в котором от мяса остался только блеф.

БЛУДОЛИЗ – блюститель морали, с удовольствием наблюдающий за ее нарушением.

БРАНЕНОСЕЦ – пьяный хам. (См. Хамильярность).

БРЕДСКАЗАНИЕ – сказание о будущем, отвлекающее от потребностей в настоящем.

БЫКАШКА – совсем маленькая телочка, дочь быка. (Сравни: Коровай – взрослый сын коровы).

БЮСТСЕЛЛЕР – бюст, пользующийся большим спросом. В разные времена – бюст Маркса, Ленина, Сталина, бюст сослуживицы или просто знакомой.



В.





ВИЗОЛЯТОР – любой из многих способов, ограничивающих выдачу виз, чтобы и впредь держать народ

в изоляции.

ВИДЕОКЛЯП – зачастую обычное телевидение.

ВИЛОГОНКИ – студенты на уборочной.

ВЛЕЧЕБНАЯ ГИМНАСТИКА – то, что нередко называют любовью.

БРАКОСОЧЕТАНИЕ – два обмана, рассчитанные на счастливую семейную жизнь.

ВРЕДИСКА – то, что когда-то было редиской.

(См. Едохимикаты).

ВТОРСОРЬЕ – продукт крайней бедности, при которой даже сор приходится использовать вторично.



Г.





ГДЕЛИКАТЕСЫ – обычные продукты питания, которые мы ищем, но никак не можем найти.

ГДЛЯНЕЦ – единица блеска в правоохранительных органах.

ГИБЛИОТЕКА – любая наша библиотека. (См. Книгохоронилище).

ГИРЕМЫКА – чемпион по поднятию тяжестей жизни.

ГОЛО ДАВКА – очередь за продуктами и за одеждой.

ГОРЛОДРАНЕЦ – советский человек в эпоху гласности.



Д.





ДАМОВЛАДЕНИЕ – на востоке гарем, а у нас – партийное руководство женсоветом.

ДИПЛОМАФИЯ – самые надежные межгосудар ственные связи.

ДЫМОКРАТИЧЕСКИЙ ЦЕНТРАЛИЗМ – дымовая завеса тоталитаризма. (См. Тотэлитарный режим).

ДЫМ ОСТРОЙ – современный город.



Е.





ЕДОХИМИКАТЫ – обычные продукты питания.



Ж.





ЖИРОПОНИЖАЮЩЕЕ – лечебная диета.

ЖИР-ПТИЦА – жар-птица, утратившая былой жар и взамен получившая спокойную и надежную реальность.



З.





ЗЛОБОТРЯС – злой и завистливый бездельник.

ЗУБАСТОВКА – организованный протест, при котором бастующие не только показывают зубы, но и пускают их в ход – в том смысле, что кладут их на полку.



И.





ИГОИЗМ – один из многих измов, являющихся игом для населения.

ИКРАНИЗАЦИЯ – показ на экране забытого продукта питания с целью ознакомления с ним широких голодных масс.

ИКСПАНСИЯ (см. Экспенсия) – наступление экономики Икс на пансион рядового советского человека.

ИСКОТЕКА – место, где собраны сведения о гражданах с целью их быстрейшего отыскания и привлечения к ответственности.

ИСКУПАЕМЫЕ – посетители специальных привилегированных бань, где все, что купается, продается и покупается.



К.





КАБАРДАК – очень большой беспорядок в сочетании с предельной безнравственностью. (См. Абрекадабра, Кровотолки).

КИБЕРНЫТИК – ученый, которого его наука наводит на грустные размышления. (См. Лунытик)

КЛЕПТОМАФИЯ – болезнь государства, в структуру которого изначально заложено воровство (основополагающий лозунг – «Грабь награбленное!»

КНИГОХОРОНИЛИЩЕ – любая советская биб лиотека. (См. Гиблиотека).

КРОВОТОЛКИ – межнациональные споры. (Сл Абрекадабра, Кабардак).

КУТЮРЬМА – полное отсутствие порядка при столь же полном отсутствии свободы. (См. Кровотолки, Кабардак).



Л.





ЛЕГКООТЛЕТ – юноша, которому легко от лет. (Сравни: Тяжелоотлет – старый человек).

ЛЖИВОПИСЬ – искусство социалистического реализма.

ЛИДЕРАЛИЗАЦИЯ ЦЕН – установление лидерства цен над всей экономикой.

ЛУНЫТИК – современный поэт, которого даже луна наводит на грустные размышления.

ЛЫСОНАСАЖДЕНИЯ, ЛЫСОПАРК – пейзаж современного города.

ЛЯСОЗАГОТОВКИ – парламентские дебаты.



М.





МИЛИТУРИЗМ – путешествие ограниченного контингента в соседнюю дружественную страну.

МИНОПОЛИЗМ – превращение государственной экономики в сплошное минное поле.

МОРОВОЙ ОКЕАН – будущее Мирового океана.

МУЖЕНСТВЕННОСТЬ – мужественность в сочетании с женственностью как результат стирания граней между мужчиной и женщиной.

МУЗОХИЗМ – истязание искусством.



Н.





НАЦИОНУЛИЗАЦИЯ – сведение экономики к нулю путем передачи ее в ведение государства. НЕДОИ МОЛОКА – бывшие надои. НЕДОСУК – тяготы собачьей жизни. НЕМОКРАТИЯ – власть народа, который безмолвствует.

НЕТОПИСЕЦ – писатель, который пишет не то, что ему диктует жизнь, а то, что ему диктует начальство.

НОРКОМАНИЯ – у одних мания иметь норковую

шубу, а у других – хоть маленькую норку для жилья. НУДЕЖДЫ – напрасные и уже давно наскучившие ожидания.



О.





ОБАРАНОСПОСОБНОСТЪ – способность обара-нить и оболванить всю страну под видом обороны ее от внешней опасности. (См. Тоталитарный режим).

ОБЕРМОТ – главный распорядитель кредитов

страны.

ОБРЕЗОВАНИЕ – сумма знаний, которых в

обрез, – и у тех, кто учится, и у тех, кто учит.

ОГОНИЗИРОВАТЬ – загораться идеей, которая давно и безнадежно мертва.

ОТЛЕЧИТЪСЯ – навсегда покончить счеты с лечебными заведениями.



П.





ПЛЮРУЛИЗМ – положение, при котором каждый стремится ухватиться за руль, в то время когда вся страна хватается за голову.

ПОСКУДНОЕ ПИТАНИЕ – питание по скудным средствам потребителя и скудным стараниям производителя.

ПРЕССМЫКАЮЩИЕСЯ – работники прессы, смыкающиеся в желании угодить властям.

ПРИВЕТИЗАЦИЯ – приветы, посылаемые частной собственности одновременно с запретами на нее.

ПРИМАТИЗАЦИЯ НАСЕЛЕНИЯ – возвращение населения в дочеловеческое состояние при помощи специальных политических и экономических средств.



Р.





РАСКРАДУШКА – работница торговли и общественного питания.

РВАЧЕВАНИЕ – бесплатная медицина.

РЕВИСИОНИЗМ – ревизия основополагающих антисемитских постулатов.

РЕПРЕССИНГ – один из важных методов государственного управления.

РЫЛЬЕФ – поверхность современного города.

РЭКЕТОДРОМ – нынешнее экономическое пространство.



С.





СЕКСАУЛ – аул, в котором советская власть намного опередила электрификацию.

СЛАСТИТЕЛИ ДУМ – деятели советской литературы.

СЛИВЯНОФИЛЫ – большие любители водки-сливянки.

СОЮЗПЕЧАЛЬ – Союз нерушимый республик

свободных.

СТРИПТЮЗ – современный спектакль в театре

юного зрителя.

СТЫДОБЕКЕР – автомобиль, добытый народным депутатом в процессе борьбы за народные права.



Т.





ТОТЭЛИТАРНЫЙ РЕЖИМ – тот элитарный режим, при котором по-человечески живет элита, а все остальные живут не по-человечески.



У.





УВЕЧНОЗЕЛЕНЫЙ – патологически молодой, не способный ни в чем достичь зрелости.

УГОЛОВОТЯПСТВО – преступная бесхозяйственность.

УЛЬТИМАТОМ – очень уж резко выраженнные требования.



Ф.





ФЕШЕМЕБЕЛЬНЫЙ МАГАЗИН – мебельный магазин, в котором иногда появляется мебель.

ФУРЯЖКА – головной убор, делающий лицо круглее и симпатичнее.



X.





ХАМИЛЬЯРНОСТЬ – фамильярность, доходящая до откровенной грубости.

XБАТАЛИСТ – хапуга, верящий в то, что от судьбы не уйдешь, – если, конечно, сам ее не упустишь.



Ц.





ЦЫЦКАТЬСЯ – нянчиться, но при этом не давать сказать слова. Пример – партийное руководство литературой.



Ч.





ЧАСТОЛЮБЕЦ – влюбчивый, но не обязательный человек.

ЧАДОТВОРЕЦ – тот же частолюбец. ЧЕСТИЛИЩЕ – жизнь честного человека.



Ш.





ШАФЕРНЯ – подгулявшая свадьба. ШТАНИЧНИКИ – станичные казаки в широких штанах.



Щ.





ЩУПОТКА – чуть-чуть чего-то, что нельзя взять, а можно только пощупать. (Пример: девушка боится щупотки).



Э.





ЭКОГНОМИКА – крошечная экономика, которая никак не может вырасти, несмотря на старания уче-ных-экогномистов.

ЭКСПЕНСИЯ (см. Икспансия) – то, что было когда-то пенсией, но превратилось в ничто в результате наступления рыночной экономики.

ЭПОХОНДРИЯ – эпохальная тоска по лучшей жизни.



Ю.





ЮНЫЧАРЫ – юные головорезы.



Я.





ЯДЕОЛОГИЯ – то, что отравило всю нашу жизнь.




УТОЧНЕННАЯ КЛАССИКА


История всех существовавших до сих пор обществ была историей борьбы классов… с цивилизацией.

    

Уточненный Маркс.






Такое бытие, что оно уже не в силах определять сознание.

    

Уточненный Маркс.






Свобода есть осознанная необходимость ее лишения.

    

Уточненный Энгельс.






От великого почина – к великой починке!

    

Уточненный Ленин.






Головокрушение от успехов.

    

Уточненный Сталин.






Начинается с того, что живые шагают по трупам, а кончается тем, что мертвые шагают по живым.

    

Великий и неизвестный поэт.






Наконец-то мы можем ждать милости от природы! Раньше мы были для этого недостаточно нищими.

    

Уточненный Мичурин.






Если враг не сдается, его уничтожают… Если друг не сдается, с ним делают то же самое.

    

Уточненный Горький.






У меня было много друзей, но все они оказались ко мне приставленными.

    

Великий и неизвестный поэт.






Я к вам приду в коммунистическое далеко… если кого-нибудь там застану.

    

Уточненный Маяковский.






Мы ехали шагом, мы мчались в боях и яблочко-песню держали в зубах… А что сегодня у нас в зубах? Ни песни, ни яблочка…

    

Уточненный Светлов.






Мы шагаем шагом победным – и все время по бедным, по бедным!

    

Великий и неизвестный поэт.






Клячу истории загоним… а на вырученные деньги купим себе другую историю.

    

Уточненный Маяковский.






Не хочу, чтоб к штыку приравняли перо! Пусть его приравняют обратно!

Маяковский, глубоко раскаявшийся.









ТРИ СЛОВА В ЗАКЛЮЧЕНИЕ


«…В прошлом светает…»

Великий и неизвестный поэт позднейшего средневековья оставил нам эту загадочную строку, сделавшую его еще более великим и неизвестным.

Как может в прошлом светать? Как может в нем вообще что-то происходить, если его больше нет, если оно – прошлое?

Но оказывается, прошлое не мертво, в нем постоянно что-то происходит. Можно даже сказать, что прошлое живет, хотя и не так, как другие, по-своему.

Своеобразие этой жизни таково, что она целиком зависит от жизни в настоящем. Когда в настоящем светает, в прошлом темнеет, а когда настоящее хмурится, в прошлом наступает рассвет. Тринадцатый век казался мрачным в девятнадцатом веке, но в двадцатом в нем внезапно стало светать. И не только в тринадцатом, ясное солнышко залило даже пещерные времена, – такими они виделись из нашего двадцатого века.

Видимо, строкой о прошлом поэт пытался что-то сказать о настоящем, о котором вынужден был молчать. Он нашел единственные слова, которые вместили всю его жизнь, все современное ему позднейшее средневековье.

«В прошлом светает…» Но когда живешь не в прошлом, эти слова мало утешительны, и за ними последовали такие же неутешительные слова:

Нет, из этой жизни живым не вырвешься!

К несчастью, эти слова оказались пророческими: поэту не удалось вырваться из жизни живым.

…а земля обетованная остается землей необитаемой…